Самый банальный пример: представьте, что вы захотели побаловать себя чем-то вкусным, или же пригласили гостей на вечер и теперь вам нужно найти угощение к столу. У вас, как жителя мегаполиса, есть выбор: пойти на рынок и купить там развесных шоколадок - пригоршню разномастных конфет, которую полная продавщица наберет совочком в тонкий целлофановый пакетик - или же заглянуть в супермаркет, где в зале играет бодрая музыка, а на бесконечных стеллажах расставлены ассорти из все тех же конфет, только в красивых фантиках и уложенных в цветастую картонную коробочку. При условии, что цена будет одинакова, где вы предпочтете совершить покупку? Если речь идет о лакомстве для себя любимой/любимого, то рынок еще имеет шансы на успех - вдруг там начинка у конфет чуть вкуснее. Но если угощение покупается для гостей, выбор очевиден - вы потратитесь на магазинные конфеты. Потому что негоже ставить на стол какие-то кособокие конфеты с рынка, еще подумают, что вы либо забыли купить сладкое заранее, либо поскупились на что-то более аппетитное. Да-да, аппетитное. Пусть мы и не едим шуршащий фантик от конфеты, тем не менее он отвечает за имидж конфеты, за ее ценность и статус в наших глазах. По фантику мы ориентируемся в том, что это за продукт и какую идеологию он представляет. Все помнят, что в детстве конфета "Коровка" была явно вкуснее тех, что продают сейчас. Соответственно бумажный ретро-фантик советского дизайна будет иметь приоритет при выборе этого сорта конфет, а "Коровки", одетые по-современному, останутся не у дел. Если же вы выбираете овсяную кашу, то крупа в плотной картонной коробке финского бренда с фотографией красиво сервированной каши и описанием продукта на восьми языках вызовет больше доверия, чем кулек крупы непонятной фирмы "Кашка-Малашка". Быть может, "Кашка-Малашка" выпускает крупы на 30 лет дольше, чем финский гигант, но вы никогда не обращали на нее внимания, так как ее не показывают по телевизору и не печатают в журнале "Вкусно и полезно".
Ну, довольно пищевых аллегорий. В любой сфере жизни можно найти примеры того, насколько сильно мы подвластны силе образов, приписываемых тем или иным вещам, поступкам, состояниям.
